Мария Башкирцева. Дневник, 14 июля 1876 г.

ЗОЛОТОЙ ФОНД ДНЕВНИКОВЕДЕНИЯ
Мария Башкирцева

Дневник Марии Башкирцевой
14 июля 1876 г.

Пятница, 14 июля. С утра я тщательно оберегаю свою особу, ни разу не кашляю громко, не двигаюсь, умираю от жары и жажды, но не пью.

Только в час я выпила чашку кофе и съела яйцо, но такое соленое, что скорее это была соль с яйцом, чем яйцо с солью.

Я уверена, что соль полезна для гортани.

Наконец, мы отправляемся, заезжаем за графиней и подъезжаем к № 37, Chausse d’Antin, к Вартелю, первому парижскому профессору.

Графиня М. была у него и говорила об одной молодой девушке, которую особенно рекомендовали в Италии и о которой родители хотели знать — чего можно ожидать в будущем от ее голоса?

Нас ввели в небольшую залу, примыкавшую к той, где находился учитель, в это время дававший урок.

—Ведь в четыре часа,— сказал какой-то молодой человек, входя.

—Да, monsieur, но вы позволите этой молодой девушке послушать?

—Конечно.

В продолжении часа слушали мы пение англичанки; голос гадкий, но метода! Я никогда не слыхала, чтобы так пели.

Стены той комнаты, где мы сидели, увешаны портретами известнейших артистов, с самыми сердечными посвящениями.

Наконец, бьет четыре часа, англичанка уходит; я чувствую, что дрожу и теряю силы.

Вартель делает мне знак, означающий: войдите! Я не понимаю.

—Войдите же,— говорит он,— войдите! Я вхожу в сопровождении моих двух покровительниц, которых я прошу вернуться в маленький зал, потому что они меня стесняют, и действительно, мне очень страшно.

Вартель очень стар, но аккомпаниатор довольно молод.

—Вы читаете ноты?

—Да.

—Что вы умеете петь?

—Ничего, но я спою гамму или сольфеджио.

—Попробуйте сольфеджио. Какой у вас голос? Сопрано?

—Нет, контральто.

—Посмотрим.

Вартель, который не встает с кресла, сделал знак начать. Я начала сольфеджио, сначала дрожа, потом с досадой и довольная собой в конце. Я не сводила глаз с длинной фигуры учителя. Это удивительно.

—Ну,— сказал он,— у вас скорее меццо-сопрано. Это голос, который будет увеличиваться.

—Что же вы скажете?— спросили обе дамы, входя.

—Я скажу, что голос есть, но вы знаете, надо много работать. Это голос совсем молодой, он будет расти, наконец, он будет следовать за развитием молодой девушки. Есть материал, есть орган, надо работать.

—Так что вы думаете, что это стоит труда?

—Да-да, надо работать. О да, надо работать!

—Я дурно спела?— сказала я наконец.— Я так боялась!

—Ах барышня, нужно привыкнуть, нужно превозмочь этот страх, он был бы совершенно неуместен на сцене!

(Но я была в восторге уже от того, что он сказал, потому что то, что он сказал, страшно много для бедной девушки, которая не доставит ему никакой выгоды. Привыкнув к лести, я приняла, было, этот холодный рассудительный тон за холодность, но скоро поняла, что, в сущности, он остался доволен).

Он продолжал:

—Нужно работать, у вас есть данные… Это уже страшно много!

Между тем аккомпаниатор мерил меня взглядом с ног до головы, тщательно осматривая мою талию, плечи, руки, фигуру. Я опустила глаза, прося провожавших меня дам выйти.

Вартель сидел, я стояла перед его креслом.

—Вы брали уроки?

—Никогда… то есть только десять уроков.

—Да. Словом, нужно работать. Не можете ли спеть какой-нибудь романс?

—Я знаю одну неаполитанскую песню, но у меня здесь нет нот.

—Арию Миньоны!— закричала тетя из другой комнаты.

—Отлично, спойте арию Миньоны.

По мере того, как я пела, лицо Вартеля, выражавшее сначала только внимание, стало выражать некоторое удивление, потом прямо изумление и, наконец, он дошел до того, что стал качать в такт головой, приятно улыбаться и подпевать.

—Гм…— произнес аккомпаниатор.

—Да, да,— отвечал профессор наклонением головы. Я пела в большом возбуждении.

—Держитесь на месте, не шевелитесь, ну, отдохните!

—Ну, что же?— спросили мы все три зараз.

—Что ж! Хорошо! Заставьте-ка ее сделать… (А, черт, я забыла слово, которое он сказал!)

Аккомпаниатор заставил меня сделать… ну, все равно, какое слово; он заставил меня взять одну за другой все мои ноты.

—До si naturel,— сказал он старичку.

—Да. Это меццо-сопрано, что ж, это еще лучше, гораздо выгоднее для сцены.

Я продолжала стоять перед ним.

—Сядьте, барышня!— сказал аккомпаниатор, снова осматривая меня с головы до ног. Я присела на край дивана.

—Что ж, барышня,— сказал строгий Вартель,— надо работать, вы добьетесь.

Он говорил мне еще много разных вещей относительно театра, пения, уроков — все это со своим невозмутимым видом!

Сколько времени потребуется, чтобы сформировать ее голос?— спросила графиня.

—Вы понимаете, сударыня, это, смотря по ученице: для некоторых нужно очень немного времени,— это зависит от ее понятливости.

—Ну, у этой ее более, чем достаточно.

—Тем лучше. В таком случае, это легче.

—Ну, сколько именно времени?

—Чтобы вполне сформироваться, чтобы ее закончить, нужно добрых три года… да, добрых три года работы, добрых три года…

Я молчала, обдумывая, как бы отомстить негодному аккомпаниатору, выражение которого говорило: «Хорошо сложена и миленькая! Это будет занимательно!».

Сказав еще несколько слов, мы поднялись. Вартель, не вставая с места, снисходительно протянул мне руку. Я искусала себе все губы.

Как только мы вышли, я попросила тетю вернуться и рассказать ему, кто мы такие.

Мы снова вошли в комнату, от души смеясь. Тетя протянула свою карточку. Я объяснила строгому маэстро весь этот фарс.

Но что за мину состроил аккомпаниатор! Я никогда этого не забуду! Я была отомщена.

—Если бы вы поговорили еще немного времени, я признал бы вас за русскую,— сказал Вартель.

—Еще бы! И, однако, разве я не говорила! Тетя и графиня М. объяснила ему мое желание узнать истину из его знаменитых уст.

—Я уже сказал вам, сударыня! Голос есть; нужно только, чтобы был талант.

—Он будет! Он есть у меня: вы сами увидите это. Я была так довольна, что согласилась идти пешком до Grand Hotel.

—Все равно, моя милая,— сказала графиня,— я из другой комнаты наблюдала за лицом профессора, и когда вы пели Миньону, он был просто изумлен. Ведь он сам подпевал, и это со стороны такого человека! И по отношению к маленькой итальянке, которую он судил с величайшей строгостью!..

Мы обедали вместе. Я была очень довольна и высказывалась вся, как есть, со всеми своими странностями, причудами, со всеми своими надеждами.

После обеда мы долго оставались на балконе, наслаждаясь свежестью воздуха и зрелищем проходящих по двору — взад и вперед — путешественников.

Итак, я буду учиться с Вартелем. А Рим? Надо это обдумать…

Уже поздно, я скажу это завтра.


ЧИТАТЬ ДАЛЬШЕ: Дневник Марии Башкирцевой 16 июля 1876 г.

Добавить комментарий